Бывает, конечно, случается так:

Бабочки наши практически в клочья

Желудок, и сердце, и лёгкие. Ночью

Особенно ярко ты чувствуем каждый пустяк.

Я, пожалуй, люблю Вас именно за Вашу несбыточность, за расстояние, которое преодолеть мы не в силах. За то, что прикосновений Ваших моё тело так и не узнает, а мои пальцы никогда не ощутят теплоты Вашей кожи. Нам никогда не пить чай сидя напротив, не проснуться в одной постели. Когда-нибудь, через много лет, Вы, быть может, вспомните ту маленькую и наивную девочку, которая Вас любила, девочку, превратившуюся в женщину. Но знаете что? Вы навсегда мой. Да-да, мой. Вы навсегда останетесь в моей памяти, как тот, кто научил любить других, ценить себя и видеть красоту. Вы привили вкус к фильмам, музыке, книгам, людям… Вы — моё всё и всегда.

Когда мужчина не звонит 

Один день и второй -

Прими как данность, без обид,

Что он уже не твой.

(с) Натали Амар

 

Я нашла в Вас идеал, ну знаете, тот, о котором всю жизнь мечтала. А Ваша пафосная фраза о том, что не изменяете даже в мыслях, вовсе свела меня с ума, ведь с детства родители учили тому, что все мужчины полигамны. Я поверила, я боялась даже посмотреть на других мужчин, ведь Вы такой… Такой хороший. И ведь никто не заставлял меня лезть туда, я сама решила узнать, удостовериться — в общем, сама виновата. В груди что-то очень болит, даже слёзы наворачиваются на глаза. Что же мне делать, мой хороший? Ведь Вы ничего не обещали, ни разу не сказали слов любви. Но неужели эти Ваши «солнышко», «милая» и «радость моя» были лишь привычными для Вас речевыми оборотами? Вы стали всё чаще пропадать, всё реже отвечать на сообщения. Я помню строки из стиха, в котором автор говорил именно об этом, я не поверила и не проводила параллель, но всё же сохранила. Чувствовала. Что я сделаю? Прощу. Прощу, потому что люблю Вас, а Вы меня нет. Всё как у Уайльда, только наоборот.

Больно, когда наши идеалы рушатся, растворяются в воздухе, оставляя лишь приятное послевкусие во рту, боль в сердце и тяжесть на душе.

Сквозь голые ветви деревьев хорошо видно какой-то жалкий клочок неба и закат. Я слышу редкий гул проезжающих мимо машин, а в воздухе витает непонятно откуда взявшийся запах гари. Вот какая-то женщина прошла мимо моего окна, даже не подозревая, что я посмотрел на неё и подумал о том, почему она влачит своё жалкое существование в этом столь же жалком, шумном, грязном городе, который своими сальными пальцами вертит каждого из нас в руках, словно каждый из нас всего лишь игрушка. Между тем, каждая из его марионеток — живой человек, только ему, как взрослому, разжиревшему и тупому ребёнку, невдомек. Голые тонкие ветви городских деревьев покрыл иней. За целый день он так и не пропал, всё больше давая мне понять, что Сайлент Хилл вполне реален и находится за моим окном.

Этот город — город убийц. Фигурально, конечно, но каждый из нас совершил убийство — убил в себе ребёнка, талант, веру, мечту.

Солнце посылает последние лучи, наталкивая на мысль о том, что когда-то давно, много сотен лет назад, Понтий Пилат, вынесший приговор Иешуа, так же наблюдал за этим солнцем, думая о чём-то важном и не подозревая, что убил всё, что было в этом мире хорошего...

Но каждому из нас своя трагедия кажется самой дорогой, самой ужасной. И как же невыносимо больно, когда эту точку зрения не разделяют, правда? Мы вообще трагедии эти ценим более всего в этой жизни, храним, оберегаем. И так хотим, чтобы хоть кто-то заметил, обратил внимание, спросил, а самому сказать неловко. Неловко сказать, что твоё к чертям разбитое сердце ничто, по сравнению с моим. Но важно помнить, что каждый из нас считает свою трагедию самой ужасной...